— После бесконечных папиных рейдов туда-сюда у мамы лопнуло терпение. К тому же они не слишком хорошо расстались. Вскоре у мамы появилась возможность снова выйти замуж. Джеф Робинсон любил ее, клялся в верности. Лучшим доказательством его чувств, на мой взгляд, было то, что он готов был жениться на маме с маленьким ребенком. К тому же он дал мне свою фамилию. Я больше не был Дэном Уорнхоллом. Я давно и прочно забыл, что когда-то был им. Думал, что забыл…
— У нас с тобой разница в шесть лет…
— Да… Примерно тогда отец и зачастил в Америку. Преподавать в университете, говорил он.
— Но он действительно преподавал.
— Да. И параллельно знакомился с местными девушками.
— Знаешь, мама рассказывала мне… да я и сама помню… отец не всегда жил с нами. Собственно, когда мама поняла, что ждет ребенка, она не колебалась ни секунды, оставлять плод или нет.
— И она оставила.
Клер слабо улыбнулась:
— Разумеется! Ты ведь сидишь здесь и разговариваешь со мной.
— Что ж, я очень рад…
— Твой… наш отец долго метался. Чувство долга, другие противоречивые чувства… Мама уже готовилась рожать, а папа все еще навещал ее наездами. Родив, мама дала мне свою фамилию.
— Поэтому ты Клер Брауни.
— Именно поэтому. Когда Уорнхолл сделал выбор в пользу Америки, университета и моей мамы, мне не стали менять фамилию.
— Вот поэтому фамилия Уорнхолл нигде и не всплывает… Теперь все встало на свои места.
— Удивительно, что ты узнал его. На твоем месте я бы долго сомневалась. Проверяла бы информацию, сравнивала бы…
— Клер… у меня прекрасная память на лица. К тому же на фото он относительно молод. Да и ты не кажешься старушкой.
— Это за несколько лет до его смерти. Просто это мои любимые фотографии. Все выглядят тут такими… счастливыми.
— А я частенько пересматривал семейный альбом. Там были все фото — и отца, и отчима. Отчим, кстати, умер, когда мне было лет десять… Фамилию я больше не менял.
— Почему твоя мама сохранила снимки?
— Она говорит, что из истории нельзя выкинуть ни одного героя, чтобы она не изменилась.
— Потрясающе. А ведь ты мог и не узнать его.
— Думаешь, нас посадили бы?
— За что?
— За кровосмешение.
Вместо того, чтобы рассмеяться, Клер неожиданно расплакалась.
Дэн не знал, чем и как утешать девушку. Он обнял ее за плечи, притянул к себе. Теперь в этом жесте была только забота.
Пожалуй, еще и нежность. Но уже без страсти, без желания обладать.
— Нам ведь повезло, да? — тихо проговорила Клер, еще всхлипывая.
— В чем?
— Ну… у нас так и не дошло до секса. Разве это не счастье?
— Наверное. Представляю, как бы я себя чувствовал…
— Понять бы, как я чувствую себя сейчас. Я такая потерянная… и это все, что я знаю.
— Как это могло с нами произойти?
— Но мы ведь нашли друг друга. Мы все равно будем друг у друга… пусть и несколько в ином качестве.
— Ты этому рада?
— Не знаю. Пока больно… почему-то слишком больно…
— Наверное, боль со временем притупится. Останется светлая грусть.
Теперь Клер смеялась:
— Стоило приезжать в Лондон, чтобы обнаружить брата, о существовании которого ты всю жизнь не имела понятия.
— Да. И как удачно ты провалилась на стажировке!
— Видимо, это все-таки перст судьбы.
— О чем ты?
— Представляешь… ведь мы с тобой столкнулись во многомиллионном Лондоне. Этого могло никогда не произойти! Минутой раньше… секундой позже. Мы разошлись бы в толпе. Даже не заметили бы друг друга.
— Клер! Милая, тебя невозможно не заметить. Ты такая…
— Сейчас ты начнешь говорить, будто это был зов крови.
— Почему бы и нет?
— Если ты станешь так говорить… это будет верх цинизма!
— Или редкое проявление чувства юмора.
— Но что же нам делать дальше?
— А что ты хочешь?
— Домой, — жалобно сказала Клер, — Дэн, я хочу домой!
— Тише, тише. — Он снова принялся успокаивать ее. — Хочешь, полетим со мной обратно в Лондон?
— Но зачем?
— Это теперь и твой дом тоже. Побудешь там. Отдохнешь.
— Разве я устала? — сквозь слезы Клер засмеялась.
— Я имею в виду — освоишься с новым знанием. Поймешь, что делать дальше. Как жить. Чего хочется… И я познакомлю тебя с мамой.
— Думаешь, она будет рада? — прошептала Клер.
— Думаю, со временем она свыкнется с этой мыслью… Она, конечно, подозревала, что у отца в Америке не только работа, и что ему нужна не столько свобода… Но ведь мы с тобой — родственники. Она должна хотя бы знать, что ты есть.
— Нет, Дэн, — решительно произнесла Клер, — дай слово, что пока никому не станешь рассказывать об этом!
— Но почему?
— Разве это не наше личное дело?
— Да, но…
— Это никого не касается. Тем, кому надо, мы расскажем… расскажем обязательно. Но позже.
— Когда?
— Когда уляжется пыль…
— Звони.
— И ты тоже, Клер.
— Пиши.
— Обязательно. А ты? Ты ведь взяла мою визитку?
Дэн и Клер, загорелые, печальные, мрачные, прощались в аэропорту.
Место на рейс Дэна рядом с ним должно было теперь пустовать. Он взял для девушки билет до Нью-Йорка. Клер уже несколько раз поблагодарила его, но все никак не могла успокоиться.
— Сообщи, как долетишь. Не пропадай.
— Хорошо, Дэн. Я обещаю.
— И, знаешь, прилетай в гости. Хоть за свой счет, хоть за мой. Теперь все равно. Какие могут быть счеты между родными людьми?
— Передавай своей маме привет.
— Ты тоже. А… от кого?
— Да, действительно. Я и забыла. Кажется, с приветами пока придется повременить.